Часть 15. Великий канцлер (окончание)

* * *
Представим: мрак, окна наглухо зашторены, в кабинете горит свеча. Кто-то из друзей пришел навестить Мастера. Это можешь быть и ты, читатель.

- «Он отворил мне дверь, буркнул «преходи» и вернулся в кабинет. «Садись, вон туда». И сам уселся за стол. В ночной сорочке и пижамных штанах, он склонился над столом, искоса поглядывая на меня.
- Что случилось? - спросил я.
- Да ничего. Нахожусь в унынии и в размышлениях.
- По поводу чего?
- Да вот, с классиками не то получается. Не на кого опереться.
- Не понял.
- Сейчас поймешь. Ну-ка, подвинься. Видишь - «Литературное наследство». Старый номер. Тридцать первый год. Первая книжка. Издана, представь себе, РАППом. Во как! Редактор - Леопольд Авербах. Да-да, тот самый. Главный воитель со всяческой крамолой. Ха! А опубликованы там неизданные очерки Салтыкова-Щедрина. Рылся сегодня в старье и вдруг натолкнулся. Изволь послушать. Речь тут идет о некоем Младе-Сморчковском. Он выпрыгнул через стену из тюрьмы и вскоре достиг необычайных начальственных высот. До него был тоже Млад-Сморчковский и почитался первым, но помер, весьма оплаканный своими подчиненными. Но так как он помер, то новый Млад-Сморчковский объявил первым себя. И никто не возражал. Это оказалось вполне справедливо, ибо его действия поистине поразили современников своей громадностью. Зачитываю некоторые из его предначертаний. Что же он сделал? Во-первых, сочинил статистику, причем, оказалось, против прежнего всего вдвое и втрое; во-вторых, увеличил доходы, открыв для них новый источник в неистощимой мужицкой спине; в-третьих, обеспечил народное продовольствие, наблюдая, дабы обыватели отнюдь не потребляли сверх действительной надобности; в-четвертых, улучшил пути сообщений, не довольствуясь дорогами известными и существующими, но бесстрашно пролагая пути даже там, куда до того времени не ступала нога человеческая; в-пятых, обуздал газетчиков и писателей; в шестых, обуздал дух своеволия, а поборников устности и гласности разослал по городам; в-седьмых, обуздал лжеучения. Узнав, что в одном городе существует вредная секта, собрал последователей оной и предложил им оставить свои заблуждения. Что ими и было в точности выполнено. В-восьмых, обуздал невежество, назначив краткие сроки для приобретения полезных знаний; в-девятых, обуздал безнравственность; в-десятых, вообще обуздал обывателей.
Закончив чтение, Булгаков посмотрел на меня и вздохнул.
- Ну, каков Михаил Евграфыч? И ведь печатают. А как не печатать? Зачислен в святцы борцов за передовые идеи! Лопнуть можно от зависти!.. Эх, классики, классики! И еще жаловались, что пишут в намордниках!» (С.А.Ермолинский, ЗРЛ, с.95-96).


* * *
Или какой-то диалог между ними все-таки происходил? Пожалуй, мы непозволительно упростим ситуацию и снизим уровень противостояния наших героев, если решим, что единственным желанием Булгакова было получить от Сталина разрешение отпустить его за границу. Допустим, он получил такое разрешение. Что же дальше, после возвращения? Ведь Булгаков, человек чести, должен сдержать данное слово, не так ли?..

Репликами Булгакова в этом диалоге были его пьесы, которые, он знал, внимательно прочитываются наверху. Ответными репликами, как следовало ожидать, были разрешения или запрещения этих пьес.

Г.Файман: «...в октябре 1931 года разрешен «Мольер», запрещенный весной 1930-го; возобновлены на сцене МХАТа, по прямому пожеланию Сталина (весна 1932 года) «Дни Турбиных»; пошли там же, во МХАТе, «Мертвые души». Это ли не ответ?..» (РМ, 1997, 12-18. VI, с.13).

Но были, кроме ответов, и вопросы. «Но ведь он же мастер, мастер?» Какая дьявольская постановка вопроса! Чтобы жизнь художника могла продлиться, он должен убедительно и несомненно доказать, что он - мастер. Но как, какими словами ответить на такой вопрос? Слова находятся.

- Я - МАСТЕР... (ММ, 13).

Можно ли понять, что говорит Мастер своему собеседнику? Понять нетрудно: он хочет быть при Сталине тем же, кем был при Людовике Мольер, при Николае - Пушкин и т.д. Занять в своем времени одно единственное и ох какое соблазнительно головокружительное место...
Но разве не того же хотел и Сталин: иметь при себе великого драматурга, который прославил бы его в веках и приобщил к действительному бессмертию? Уж кто-кто, а он понимал значение искусства в делах политических и тем более исторических.
Что же мешает правителю позвонить своему подданному и прямо заказать пьесу на известную тему? Подданный стал бы возражать? Думаю, он согласился бы.
И звонок, действительно, раздался. Вызывал к себе новоназначенный красный директор МХАТа М.П.Аркадьев - для разговора. О чем был разговор? О творческих планах драматурга. Драматург ответил директору, что единственная тема, которая его сейчас интересует, это о Сталине. Директор пообещал достать нужные материалы (ДЕБ, с. 114).

А вскоре на стол секретаря Сталина легла бумага:
«ЦК ВКП(б) - тов. Поскребышеву. Драматург Булгаков обратился в Художественный Театр с предложением написать пьесу о подполье, о роли Партии и ее руководства в борьбе за торжество коммунизма. Подход к этим темам драматурга, учитывая его прежние работы, является неожиданным. Вместе с тем театр не может не поддержать его на этих путях.
Независимо от того, удастся ли или не удастся справиться автору с задачей, самый факт этой попытки заслуживает пристального внимания и четкого политического контроля, при наличии которого только и возможны эти работы.
Драматург заявляет, что в течение последних семи лет у него зреет идея пьесы о величии людей большевистской эпохи, о тех, кто усвоил стиль руководства вождя народов тов Сталина Он никого не хочет персонифицировать в своей пьесе, его герои - безымянны, но это большевики, прошедшие суровую школу борьбы, воспитанные в духе идей Ленина и Сталина, быть может, соприкасавшиеся в своей работе с тов Сталиным и усвоившие некоторые его черты Драматург хочет в своем творчестве через показ эпохи, героев и событий передать ощущение гениальной личности тов Сталина и то воодушевление, которое испытывает страна при упоминании его имени
Тов Сталину известно творчество драматурга Булгакова, его слабые и сильные стороны Огромное значение задуманной темы и ее особенности заставляют обратиться к Вам с просьбой дать указания о возможности подобной работы, осуществление которой в театре будет обеспечено политическим руководством.
Понятно, что положительное разрешение театром и драматургом такой ответственной задачи имело бы громадное значение для всего советского театра. 31 марта 1936 г М Аркадьев» (РМ, 1997,19-25 VI, с 13, публ Г.Файмана)
Конечно, надо понимать, кем составлялась эта бумага и кому адресовалась. И все-таки - что должен был думать правитель, прочитывая ее и неторопливо раскуривая трубку?

X Л У Д О В. НЕТ! ПЛОХОЙ СОЛДАТ! ТЫ ХОРОШО НАЧАЛ, А КОНЧИЛ СКВЕРНО. ВАЛЯЕШЬСЯ В НОГАХ? ПОВЕСИТЬ ЕГО! Я НЕ МОГУ НА НЕГО СМОТРЕТЬ! (Бг, I, 2).

* * *
Сталина называют великим магом. Не будем спорить. Те, кто это говорит, наверное, знают, что говорят. Но ведь и Булгакова они называют великим магом. А какой между магами может быть диалог? Только поединок.
Каков сюжет! Два великих мага противостоят друг другу и уже наносят пробные астральные удары. Один - через подчиненное ему воинство советских писателей - «профессиональных убийц», как отозвался о них его противник; другой - через подвластных ему литературных героев, его «белую гвардию». Но все должен решить прямой контакт. И тот, кто был чернее, напал внезапно...
(Надеюсь, читатель не станет усматривать здесь аналогию с другим астральным поединком, принявшим масштабы и формы мировой войны. То совсем другая история).

« ..звонок застал Булгакова врасплох, никак не подготовленным к подобному разговору (по-видимому, он ожидал предварительного вызова, письменного ответа и т.п.). Ситуация растерянности во время телефонной беседы, впрочем, скорей всего предусматривалась инициатором этих немногих известных диалогов (так, во второй половине 30-х годов одна писательница лишилась в этот момент дара речи и не могла говорить в течение нескольких дней) » (М.Чудакова, ЖМБ, с.438-439).

Булгаков хотел встречи - повторного поединка. Встретиться и поговорить - о большем он не просит. Он знает: если это произойдет, он сумеет противостоять он знает силу своих слов. Но этого не произошло. У его противника был другой план.
(Надеюсь, читатель не соблазнится и другой величественной аналогии) тоже из русской военной истории. Тогда, чтобы победить врага, тоже не потребовалось решающего сражения. Потому что победить - не значит уничтожить. Отнять у противника силу, славу, честь или сделать его своим союзником - вот что значит победить).

- Сталин был северной полярности, - говорит А.Ф, - Булгаков - северо-восточной. Оба лидеры, но Сталин - более. Сталин уважал Булгакова как соперника. За то, что тот не пресмыкался. Нельзя ли, спрашиваю, поконкретнее? Можно, отвечает А.Ф. И начинает говорить цифрами. Отношение Сталина к Булгакову, позитивное - 40%, негативное - 15%
Отношение Булгакова к Сталину: позитивное - 55%, негативное - 14%

- Сталин интересовал Булгакова как историческая личность, очень - 80%, как человек - только 10%, к делам его относился отрицательно... А у Сталина был какой-то корыстный интерес к Булгакову (10%). Он ценил Булгакова как художника (50%), но скорее отрицательно (30%), чем положительно (6%) относился к его творчеству.

- А к «Дням Турбиных» ?
- К этому произведению... о, 75%! Отрицательного отношения - только 4%.

Сталин не отвечал на письма Булгакова, переписки между ними не произошло. Но, как прекрасно понимал мистический писатель, общение возможно не только с помощью слов. Наверное, это понимал и мистический правитель.

Письмом Сталин мог ответить, например, Билль-Белоцерковскому, но не Булгакову. С Булгаковым, чтобы быть сильнее, надо молчать. Или говорить с ним тогда, когда он менее всего готов к разговору.

Чего же он хочет, этот белогвардеец?

- А ТЫ БЫ МЕНЯ ОТПУСТИЛ, ИГЕМОН, - НЕОЖИДАННО ПОПРОСИЛ АРЕСТАНТ, И ГОЛОС ЕГО СТАЛ ТРЕВОЖЕН, - Я ВИЖУ, ЧТО МЕНЯ ХОТЯТ УБИТЬ (ММ, 2).

Несчастный, он полагает, что всемогущий кесарь может отпустить на свободу того, кому назначено быть узником?
Но, может, у арестованного есть еще какие-нибудь желания?

- ЕСЛИ БЫ С НИМ ПОГОВОРИТЬ, - ВДРУГ МЕЧТАТЕЛЬНО СКАЗАЛ АРЕСТАНТ, - Я УВЕРЕН, ЧТО ОН РЕЗКО ИЗМЕНИЛСЯ БЫ (ММ, 2).

Не знаю, о чем бы они говорили, если бы встретились. О жизни и смерти? О том, что есть истина?..

- Они были связаны кармически (100%), - говорит А.Ф.

О том же говорят астрологи.

«Солнце Сталина находится в точной оппозиции к Кресту Судьбы Булгакова в 10-м доме его гороскопа. Это значит, что творческая, профессиональная карьера М. Булгакова была еще при рождении накрепко связана с двенадцатилетним гимназистом духовной семинарии Иосифом Джугашвили» (П. Глоба, Б. Романов, ОБ, с. 7).

А.Ф. рассказывает:

- Сталин был богатым вельможей, а Булгаков был его советником. Отношения хорошие и одинаковые - по 60%. Кстати, Булгаков прожил тогда 68 лет... И вот под конец жизни этот вельможа его предал... Это был очень тяжелый удар...

- Зачем они снова встретились?

- Булгаков должен был ему что-то сказать...

- БОГИ, БОГИ! - ГОВОРИТ, ОБРАЩАЯ НАДМЕННОЕ ЛИЦО К СВОЕМУ СПУТНИКУ, ТОТ ЧЕЛОВЕК В ПЛАЩЕ - КАКАЯ ПОШЛАЯ КАЗНЬ! НО ТЫ МНЕ, ПОЖАЛУЙСТА, СКАЖИ, - ТУТ ЛИЦО ИЗ НАДМЕННОГО ПРЕВРАЩАЕТСЯ В УМОЛЯЮЩЕЕ, - ВЕДЬ ЕЕ НЕ БЫЛО! МОЛЮ ТЕБЯ, СКАЖИ, НЕ БЫЛО?
- НУ, КОНЕЧНО, НЕ БЫЛО, - ОТВЕЧАЕТ ХРИПЛЫМ ГОЛОСОМ СПУТНИК, - ЭТО ТЕБЕ ПОМЕРЕЩИЛОСЬ (ММ, Э).


Тот, кто правил страной, считал бессмертным себя и в этом, надо признать, не ошибался. Но и тот, кто ему противостоял, тоже был бессмертен. Почему же они не встретились?
Если у кого-то из них был выбор, то выбор был сделан, и то, что могло стать фактом, стало легендой.
Кто ее автор? Да сам же, как выяснилось, их герой, Михаил Афанасьевич Булгаков, писатель. Потому что как же настоящему писателю без легенды? Нет легенды - нет и писателя и никогда не было...

«Сталин прямо не может без Миши жить - все вместе и вместе. Но как-то Миша приходит и говорит:
Булгаков. Мне в Киев надыть бы поехать недельки бы на три. - Ну, вот видишь, какой ты друг? А я как же?
Но Миша уезжает все-таки. Сталин в одиночестве тоскует без него.
- Эх, Михо, Михо!.. Уехал. Нет моего Михо! Что же мне делать, такая скука, просто ужас!.. В театр, что ли, сходить?.. Вот Жданов все кричит - советская музыка! советская музыка!.. Надо будет в оперу сходить.
Начинает всех сзывать по телефону.
- Ворошилов, ты? Что делаешь? Работаешь? Все равно от твоей работы толку никакого нет. Ну, ну, не падай там! Приходи, в оперу поедем. Буденного захвати!
- Молотов, приходи сейчас, в оперу поедем! Что? Ты так заикаешься, что я ничего не понимаю! Приходи, говорю! Микояна бери тоже!
- Каганович, бросай свои еврейские штучки, приходи, в оперу поедем
- Ну, что, Ягода, ты, конечно, уж подслушал все, знаешь, что мы в оперу едем Готовь машину!

Подают машину. Все рассаживаются. В последний момент Сталин вспоминает: Сталин. Что же это мы самого главного специалиста забыли? Жданова забыли? Послать за ним в Ленинград самый скоростной самолет!
Дззз!.. Самолет взвивается и через несколько минут спускается - в самолете Жданов Сталин. Ну, вот, молодец! Шустрый ты у меня! Мы тут решили в оперу сходить, ты ведь все кричишь - расцвет советской музыки! Ну, показывай! Садись. А, тебе, некуда сесть? Ну, садись ко мне на колени, ты маленький.
Машина - дззз... - и они все входят в правительственную ложу филиала Большого театра.

А там, в театре, - уже дикая суета, знают, что приезжает начальство, Яков Л. звонил по телефону Самосуду, у того ангина, к Шостаковичу. Самосуд через пять минут приезжает в театр - горло перевязано, температура. Шостакович - белый от страху -тоже прискакал немедленно. Мелик во фраке, с красной гвоздикой в петличке готовится дирижировать - идет второй раз «Леди Макбет». Все взволнованы, но скорее приятно взволнованы, так как незадолго до этого хозяин со свитой был на «Тихом Доне», на следующий день все главные участники спектакля были награждены орденами и званиями. Поэтому сегодня все - и Самосуд, и Шостакович, и Мелик ковыряют дырочки на левой стороне пиджаков.
Правительственная ложа уселась. Мелик яростно взмахивает палочкой и начинается увертюра. В предвкушении ордена, чувствуя на себе взгляды вождей, - Мелик неистовствует, прыгает, рубит воздух дирижерской палочкой, беззвучно подпевает оркестру. С него градом течет пот. «Ничего, в антракте переменю рубашку», - думает он в экстазе.
После увертюры он косится на ложу, ожидая аплодисментов, - шиш.
После первого действия - то же самое, никакого впечатления. Напротив - в ложе дирекции - стоят: Самосуд с полотенцем на шее, белый, трясущийся Шостакович и величественно-спокойный Яков Леонтьевич - ему нечего ждать. Вытянув шеи, напряженно смотрят напротив в правительственную ложу. Там - полнейшее спокойствие
Так проходит весь спектакль. О дырочках никто уже не думает. Быть бы живу
Когда опера кончается, Сталин встает и говорит своей свите:
Я попрошу товарищей остаться. Пойдемте в аванложу, надо будет поговорить
Проходят в аванложу.
Так вот, товарищи, надо устроить коллегиальное совещание. (Все садятся.)
Я не люблю давить на чужие мнения, я не буду говорить, что, по-моему, это какофония, сумбур о музыке, а попрошу товарищей высказать совершенно самостоятельно свои мнения.
Сталин. Ворошилов, ты самый старший, говори, что ты думаешь про эту музыку?
Ворошилов. Так что, вашество, я думаю, что это - сумбур. Сталин. Садись со мной рядом, Клим, садись. Ну, а ты. Молотов, что ты думаешь?
М о л о т о в. Я, вваше ввеличество, ддумаю, что это ккакофония. Сталин. Ну, ладно, ладно, пошел уж заикаться, слышу! Садись здесь около Клима. Ну, а что думает наш сионист по этому поводу?
Каганович. Я так считаю, ваше величество, что это и какофония и сумбур вместе!
Сталин. Микояна спрашивать не буду, он только в консервных банках толк знает... Ну, ладно, ладно, только не падай! А ты, Буденный, что скажешь? Буденный (поглаживая усы). Рубать их всех надо!
Сталин. Ну, что ж уж сразу рубать? Экий ты горячий! Садись ближе! Ну, итак, товарищи, значит все высказали свое мнение, пришли к соглашению. Очень хорошо прошло коллегиальное совещание. Поехали домой.
Все усаживаются в машину. Жданов растерян, что его мнения не спрашивали, вертится между ногами у всех.
Пытается сесть на старое место, то есть на колени к Сталину.
С т а л и н. Ты куда лезешь? С ума сошел? Когда сюда ехали, уж мне ноги отдавил! Советская музыка!.. Расцвет!.. Пешком дойдешь!
На утро в газете «Правда» статья:
Сумбур в музыке. В ней несколько раз повторяется слово «какофония» (Запись Е.С.Булгаковой; ДЕБ, с.309-311).

* * *
Тут бы дать занавес и закрыть эту главу, но вот еще какой вопрос меня беспокоит: почему Булгаков в письме Сталину упоминает роман о дьяволе и сообщает, - выделяя, - что он - МИСТИЧЕСКИЙ ПИСАТЕЛЬ? Ясно, что такое можно написать только тому, кто может это понять и оценить.
Так на какую все-таки роль претендовал мистический писатель Булгаков? Герои его пьес как бы дают ответ: на роль Пушкина при Николае, на роль Мольера при Людовике... Да, конечно. И все же это, так сказать, театральный, запасной вариант, на случай, если то, что он написал, покажется неубедительным. А вот есть у него еще герой - из ненаписанной, правда, но задуманной пьесы...
Распутин.
Из письма матери:
«Просьба, передайте Наде (не в силах писать отдельно - сплю!) - нужен весь материал для исторической драмы - все, что касается Николая и Распутина в период 16- и 17-го годов (убийство и переворот). Газеты, описание дворца, мемуары, а больше всего «Дневник» Пуришкевича - до зарезу! Описание костюмов, портреты, воспоминания и т.д. Она поймет.
Лелею мысль создать грандиозную драму в 5 актах к концу 22-го года. Уже готовы некоторые наброски и планы. Мысль меня увлекает безумно» «Конечно, при той иссушающей работе, которую я веду, мне никогда не удастся написать ничего путного, но дорога хоть мечта и работа над ней. Если «Дневник» попадет в руки ей временно, прошу немедленно теперь же списать дословно из него все, что касается убийства с граммофоном, заговора Феликса и Пуришкевича, докладов Пур [ишкевича] Николаю, личности Николая Михайловича, и послать мне в письмах (я думаю, можно? Озаглавив «Материал драмы»?). Может, это и неловко, просить ее обременять этим, но ода поймет. В Румянцевском музее нет комплектов газет 17 г.!! Очень прошу» (М.А.Булгаков - В.М.Булгаковой-Воскресенской. 17.ХІ.1921)
В Булгаков приезжает в имение Ф.Ф.Юсупова - одного из убийц придворного старца.


Пролитая кровь Распутина почему-то беспокоит Булгакова, словно капли ее попали и на него. Что-то тайно связывает его с этим темным делом

(ВСЕ МЫ В КРОВИ ПОВИННЫ... - БГ, 18),

заставляет думать о нем и собирать материал, ехать (в 1922 году) в имение убийцы, но главное - поселяет его в домах, где бывал Распутин...
Вначале - в том самом, знаменитом, доме Пигита:

И ИЗ ЭТАЖА В ЭТАЖ ПО НЕВИДИМОМУ ТЕЛЕФОНУ БЕЖАЛ ШЕПЧУЩИЙ ГОРДЕЛИВЫЙ СЛУХ: РАСПУТИН ЗДЕСЬ. РАСПУТИН («Дом Эльпит-Рабкоммуна» ).

Потом - в квартире, над которой располагалась молельня Распутина (МВ, с.136)...

Образ «святого черта» занимает воображение Булгакова, и не раз, мельком или косвенно, он проявится в его писаниях, даже в «Мастере и Маргарите» (например: в имени и отчестве Григория Даниловича Римского Булгаков соединил имя и отчество самых известных фаворитов в русской истории - Григория Ефимовича Распутина и Александра Даниловича Меншикова), однако полного воплощения так и не удостоится.
Что же помешало ему осуществить этот действительно грандиозный замысел? Может быть, сам Распутин? Или Турбины, которые тогда уже приходили в его сны?
Вместо пьесы о Николае и Распутине он напишет пьесу о Николае и Сталине. Если сблизить и мистически соединить эти замыслы, начало и конец его драматургической деятельности, то окажется, что Сталин - это новый Распутин, но не убитый, а воцарившийся на российском троне.
Чего же тогда хотел, желая встречи с мистическим правителем, мистический писатель? Войти к нему, как Распутин к Николаю? Или как Юсупов к Распутину?.
Может, действительно, как сообщает А.Ф., Юсупов и Булгаков - дальние родственники?

«Чепуха совершенная делается на свете. Иногда вовсе нет никакого правдоподобия...», - сказал бы Николай Васильевич Гоголь. Да я и не спорю...
Но вот что подумалось. Распутин скончался в 1916 году, предсказав, что его смерть повлечет за собой великие бедствия для страны. Булгаков же скончался в 1940 году...

* * *
3 июля 1941 года, едва оправившись от потрясения, пережитого 22 июня, Сталин обратился к своему народу с речью...
Вспоминает В.Я. Лакшин: «Помню, как слушали мы, дети 41-го года, под черной бумажной тарелкой репродуктора это, непохожее на торжественные сталинские доклады и недавние речи о бандах троцкистско-зиновьевских двурушников, выступление, где прозвучало что-то трагически понятное, человеческое. Вождь-отец обращался к сердцу каждого из нас, к детям и старикам, военным и штатским, партийным и беспартийным, верующим и неверующим, к стране, попавшей в беду. Помню тягостные паузы в репродукторе и как что-то звякало, то ли зубы о стакан, когда он отпивал воду, то ли чайная ложка. Оратор волновался перед микрофоном, как, может быть, ни разу в жизни, и оттого говорил с еще более сильным акцентом» ..
Тогда, размышляет Лакшин, мало кто знал, что Сталин исчез из Москвы почти на неделю, а связаться с ним никто не мог или не смел. Но вот он появился...
«Текст речи, который он привез с собой теперь в Кремль, он обдумал за последние бессонные ночи на даче в Волынском. Он знал, что говорить надо коротко, а начать как-то особенно, необычно, сразу завоевав все души, и он сказал: «Товарищи! Граждане!.. Братья и сестры! К вам обращаюсь я, друзья мои!» (Бд, с.28).
Интонация, с которой Пастырь обратился к народу, была, как полагают, знакома и узнаваема:
СЛУШАЙТЕ МЕНЯ, ДРУЗЬЯ МОИ!.. (ДТ, III, 1).